Начнем с того, что прекращение членства в Совете Европы не отменяет обязательств России исполнять постановления Европейского суда, принятые до ее выхода. Но, кроме этого, Россия продолжает быть участником Европейской Конвенции по предупреждению пыток, открытой не только для стран Совета Европы.

История вопроса сводится к следующему. Сложившаяся в советское время уголовно-исполнительная система предполагала подчинение следственных изоляторов МВД (преимущественно) и КГБ. Данная система сохранялась до 1998 года, когда уголовно-исполнительная система МВД (и, соответственно, большая часть следственных изоляторов) была передана в ведение Министерства юстиции указом президента № 904 от 28 июля 1998 г. В составе же ФСБ следственные изоляторы оставались ещё несколько лет, пока указом президента № 796 от 12 июля 2005 г. они не были переданы в состав ФСИН. Изменения, введенные обоими указами, были узаконены несколько позднее — законами № 117-ФЗ от 21 июля 1998 г. «О внесении изменений и дополнений в законодательные акты Российской Федерации в связи с реформированием уголовно-исполнительной системы» и законом № 50-ФЗ от 15 апреля 2006 г. «О внесении изменений в статью 13 Федерального закона "О Федеральной службе безопасности" и в статьи 7 и 8 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».

Формальным основанием для выведения системы исполнения наказаний, в том числе следственных изоляторов, из состава МВД и ФСБ стали рекомендации Совета Европы от 1996 года, которые в числе прочего предписывали передать исполнение наказаний и содержание под стражей в отдельное ведомство.

Вместе с тем для вывода следственных изоляторов из состава ведомств, осуществляющих расследование и оперативно-розыскную деятельность, есть и фактические основания, которые никак не связаны с выходом из Совета Европы и неустранимы.

Следственные и оперативные органы чаще всего заинтересованы в том, чтобы подследственный/подсудимый сообщил какую-то информацию, дал определенные показания, занял определенную позицию по уголовному делу и т.п. Сама по себе эта заинтересованность не означает готовности оказывать на подследственного давление – но законодатель обязан учитывать такую возможность и принимать меры, исключающие или по крайней мере затрудняющие такое давление.

Очевидной мерой такого рода является ограничить для них физический доступ к подследственному и минимизировать влияние на условия содержания в изоляции. Для чего самым простым и надежным средством является поручение содержания подследственных ведомству, не заинтересованному в результатах расследования. Это не исключает полностью возможность оказывать давление на подследственного, но заметно затрудняет, поскольку осуществление любых мер давления на него требует межведомственных договоренностей.

В нашей практике большая часть сообщений о пытках, примененных в связи с расследованием уголовного дела, касается лиц, содержавшихся в изоляторах временного содержания (подчиненный МВД или ФСБ изолятор, предназначенный преимущественно для краткого содержания задержанных до передачи в следственный изолятор ФСИН) либо ещё даже не помещенных в ИВС. В то же время жалобы на пытки и вообще давление в связи с уголовным делом после перевода задержанного в следственный изолятор крайне редки, даже когда подследственный отказывается от признательных показаний. Это указывает на действенность гарантии прав подследственных в виде содержания их в изоляторах, подчиненных ФСИН.

Предлагаемая же передача следственных изоляторов в состав ФСБ, то есть ведомства, осуществляющего и предварительное расследование, и оперативно-розыскную деятельность, предоставит одному ведомству не только мотив для оказания давления на находящихся под стражей (который имеется у сотрудников ФСБ просто по факту их служебных задач), но и беспрепятственную возможность для его реализации. Это классический конфликт интересов.

Запрет на конфликт интересов — ключевой принцип, на котором строятся международные стандарты. В числе последних — Европейские пенитенциарные правила, которыми должны руководствоваться страны, участники упомянутой выше Европейской конвенции по предупреждению пыток, в том числе и Россия. В связи с предложенным проектом закона нас интересует 71 Правило Европейских пенитенциарных правил:

Европейские пенитенциарные правила под prisons [тюрьмы] понимают не строго тюрьмы, а места заключения, к которым относится и СИЗО.

Правило 10.2:

Европейские пенитенциарные правила однозначно требуют, что места заключения должны быть отделены от правоохранительных и силовых органов, осуществляющих уголовное преследование.

Россия, которая прекратила быть членом Советом Европы, что дало повод авторам проекта закона обосновать свои предложения, не денонсировала Европейскую конвенцию по предупреждению пыток и продолжает оставаться стороной этой профильной антипыточной конвенции. Правда, Европейский Комитет по предупреждению пыток в ноябре прошлого года выступил с резким и публичным заявлением о полном отсутствии кооперации с Россией.

Посмотрим, как в дальнейшем авторы проекта закона будут (и будут ли) соотносить свое нормотворчество с действующими обязательствами по соблюдению международного договора. Или же в скором времени мы увидим денонсацию Европейской конвенции по предупреждению пыток.

Сейчас авторы законопроекта фактически под неубедительным предлогом («мы-де шпионов ловим») предлагают создать дополнительные (к уже существующим) условия для оказания давления на лиц, содержащихся в следственных изоляторах. Называя вещи своими именами — предлагают сделать так, чтобы на подследственных стало проще оказывать давление, в том числе, применять пытки. Пытки же, напомним, запрещены международными договорами, в которых Россия участвует. К уже упомянутой Конвенции добавим Международный пакт о гражданских и политических правам и Конвенцию против пыток ООН. Если, как показывает опыт, из международных обязательств Россия может выйти, то российскую Конституцию, в которой статьей 21 устанавливается абсолютный запрет на пытки, отменить, денонсировать и т.п. нельзя никак.

Примечательно, что инициаторы законопроекта осознают риски злоупотреблений, связанные с передачей следственных изоляторов в ведомство, осуществляющее предварительное расследование и оперативно-розыскную деятельность – потому что о передаче остальных следственных изоляторов в состав МВД речь не идет. Учитывая, что через следственные и оперативные подразделения МВД проходит многократно больше фигурантов, чем через ФСБ, очевидно, что последствия передачи следственных изоляторов в МВД проявились бы для общества куда более очевидно, чем в случае куда менее многочисленных фигурантов ФСБ.